06.03.2010, 09:48

Scobar

Ефрейтор

Re: Кто служил в в/ч 64044 Псков?

Глава 23. Прыжки.

Одно из самых сильных впечатлений от службы в армии у меня осталось от прыжков с парашютом из военно-транспортной авиации, что немудрено. В то время (95-97) ВТА РФ находилась в таком состоянии, что на ней без парашюта не рекомендовалось летать и в гражданских целях. Помню, один раз борт МИ-6 (мы называли его «корова» по сравнению с маленьким МИ-8) загрузил наши бренные закоченевшие тела (это были зимние прыжки) в своё нутро, взлетел, принял направление на прыжковое поле и вдруг неожиданно задымился. Причем, как мне потом рассказывали мои сослуживцы, находившиеся в это время на аэродроме, с земли это выглядело очень эффектно. Кто бы сомневался… Мы уже приготовились совершить экстренную высадку на жилой сектор, но вышел один из пилотов, и показал нашему выпускающему, мол, хуйня. Вертолет, оставляя за собой шлейф черного дыма, спокойно развернулся и полетел обратно. По прибытии на аэродром мы вышли из терпящего катастрофу дирижабля и вздохнули с облегчением - на этот раз игра с судьбой была отложена. Не тут-то было! Пришел механик, достал двадцатикилограммовую кувалду, пару раз с размаху ударил ею в область винтового механизма (оказалось, что там были какие-то несанкционированные трения в лопастях) и мы с ужасом услышали команду: «На борт!» Надо отдать должное Кулибину - знал, куда бить: во второй раз мы долетели без происшествий.

Летчики вообще удивительный народ. Они приезжали в нашу часть за три-четыре дня до начала прыжков (вертолет прилетал из Ленинградского округа, т.к. своего у нас не было). Приезжали и эти три-четыре дня беспробудно круглосуточно пили. Причем в открытую, в штабе, наш командир части сам им и наливал. После этого они неделю-две летали, а потом, до отбытия в родную часть, ещё дня два-три пили в хлам. Но за все время моей службы, ни до, ни после меня, никаких ЧП, связанных именно с летчиками, не было - железные люди. Причем каждый год летчики были разные, но вели себя одинаково, как молочные братья. Я после таких пьянок, отходил бы, наверно, неделю, а им хоть бы что!

После переезда в новый район мы жили практически напротив знаменитой Псковской дивизии ВДВ, и я с детства видел эти одуванчики в небе, летящие по воле ветра. И кто бы мог представить, что со временем одним из этих одуванчиков буду я! Кто ж знал, что одуванчик называется Д-5! Кто ж знал, что если в воздухе плюнуть, слюна летит рядом, медленно тебя обгоняя и при желании можно пнуть её ногой. Кто ж знал, что в воздухе страшно выпускать из рук стропы, хотя они висят в воздухе так же как и ты, и спасти никак не могут…

А ещё в воздухе очень тихо.

Я служил не в дивизии, а в отдельной бригаде спецназа ГРУ, находящейся неподалеку от Пскова, но прыгали мы на поле дивизии и не из самолетов, как они, а только из «вертух».

Конечно, самый запоминающийся - первый прыжок. Когда не знаешь ещё, что это такое, но тебе уже нарассказывали всяких страшных историй (мы потом тоже передавали их молодым, как легенды). Когда ты стоишь на взлетке в куполе; проверяющий так небрежно к тебе подходит, почти не глядя проверяет прибор, запаску, кольцо. И ты же знаешь, что он проверил до тебя уже тысячи таких бойцов и всё нормально было, но хочется ему сказать: «А чего это вы меня так быстро проверили, у меня девушка, мама дома ждет, и вообще я хочу домой и спать!» Но молчишь и стоишь, нагнувшись вперед, ибо так легче держать на себе купол, так как когда всё уже проверили, снимать его нельзя и даже садиться не рекомендуется, а он довольно тяжелый.

И вот ты на борту. В вертолете всегда, что летом, что зимой, было очень жарко, возможно, от мандража. В МИ-8 держаться было не за что и я постоянно держался за потолок, при этом судорожно следя за тем, чтобы не перехватить под мышку фал стабилизирующего парашюта. Когда вертолет разворачивался, мы только что не валялись по полу, настолько он накренялся. Кстати, никакой мигающей красной лампочки и сирены, сигнализирующих о начале выхода, как показывают в фильмах, в большинстве случаев не было. Просто один из летчиков поворачивался к выпускающему и кивал ему головой, мол, начинай. Выпускающий опускал барьер рампы и начинал с левого борта по ходу движения нас «выпускать» в свободное плавание. На моей памяти не было ни одного случая, чтобы кто-то отказался прыгать, хотя нам говорили, что в таком случае выпускающий просто отстегнет тебя и будет продолжать высадку. Но как служить дальше с этим позорным клеймом? Никто за моих почти три года в спецназе не отказался прыгать, находясь уже в корабле…

Перед тем, как выпустить весь борт, происходит так называемая «пристрелка». Ведь ветер бывает разный, а пилотам и выпускающему необходимо определиться над каким ориентиром начинать выпускать нас, диверсантов. Бывали случаи, что «пристрелочные» улетали в близлежайшие деревни и садились только что не в курятник. Их убегали спасать, а пилоты по ним корректировали курс.

Из вертолета МИ-8 мы прыгали не из дверей, а из «жопы», для этого на земле предварительно снимали створки, закрывающие заднюю часть вертолета и он становился эдаким летающим грузовиком с открытым кузовом.

Первыми на выпуск стоят самые тяжелые бойцы, чтобы они в полете не догнали легких. И вот однажды мне «посчастливилось» быть третьим по весу на борту (вес определяют, конечно, приблизительно, а не на весах). Первых двух выпустили на пристрелку. Таким образом я оказался первым. А после пристрелки вертолет делает круг, чтобы выпускающий убедился, что «пристрелка» попала в поле. И вот этот круг у рампы, когда от пропасти меня отделяло сантиметров пятьдесят и дохленькая железка - является самым сильным впечатлением. Я вцепился в рампу и боялся выпасть раньше времени. Когда вертолет стал заходить на второй круг, надо признаться, что я был к этому близок, настолько бесбашенно наш пилот выполнял поворот. Меня придержал за запаску выпускающий, стоявший напротив.

Ну летим, внизу какие-то гаражи, сараи. И вдруг только что спасший меня майор Бичиков, опускает рампу, показывает мне - поворачивайся, и хлопает по плечу, мол, пошел. Первой моей мыслью было повернуться к нему и сказать, что «куда ж пошел-то, посмотри, куда ты меня выбрасываешь, отец, там же гаражи!», но я положился на пристрелку и «пошел». Ветер вынес меня куда надо, так что я зря переживал по поводу гаражей.

Надо сказать, что выпрыгивать из вертолета надо не просто так, как куль с гавном, а отталкиваться от края - наступаешь одной ногой на ребро кончающегося пола и отталкиваешься в никуда. То есть нужно именно прыгать, а не вываливаться.

:

Первые три секунды летишь, как камень.

:

В это время главное не растопыривать свои руки и ноги, чтобы стабилизирующий парашют (он выдергивается массой тела сразу после прыжка и чехол от него остается в вертолете) не замотался вокруг твоих конечностей. Ведь именно маленький стабилизирующий парашют вытягивает через три секунды большой и его задача, кроме того, придать телу вертикальное положение, причем голова должна быть желательно вверху. Через три секунды срабатывает прибор, который открывает заплечный мешок с основным куполом и маленький парашютик вытягивает большой. В этот момент происходит резкое торможение и если ты непосредственно перед прыжком (в вертолете) не опустил пониже лямки, которые охватывают таз и на которых ты, собственно, и сидишь в воздухе, так вот, если не поправил, то при этом резком торможении очень так некомфортно зажимает яйца. А если при укладке купола перекрутил стропы, то после раскрытия тебя ещё и вокруг оси основательно повертит.

Конечно, можно и не ждать, пока сработает прибор, а дернуть кольцо (кстати, «кольцо» - это не кольцо, а скорее огромная такая ручка размером с пивную кружку), но лично мне как-то не хотелось махать в свободном падении руками и я терпеливо дожидался сработки прибора. Ну не то чтобы специально дожидался, а просто летел себе вниз и всё. А он сам срабатывал. На занятиях по предпрыжковой подготовке нас учили после отделения от вертолета считать «501, 502, 503, кольцо!». И дергать кольцо (попробуйте посчитать, не скороговоркой, а спокойно - это как раз будет 3 секунды, после которых надо дергать кольцо). Не знаю, я лично не считал ни разу и кольцо никогда не дергал.

Купол раскрылся и наступает эйфория. И хочется прыгнуть ещё раз, много раз, прямо сейчас бежать на укладку или взять чей-нибудь купол и прыгать, и прыгать, и прыгать (это желание проходит к следующему прыжку). Но это ещё не все неприятности. По мере приближения к земле начинаешь вдруг понимать, что летишь ты не еле-еле, как казалось на высоте, а довольно прилично. И земля, которая казалось так далека, приближается к тебе с пугающей скоростью. Мы обычно прыгали с оружием и его надо было перед землей освободить из крепления и сдвинуть вниз и влево, чтобы оно при приземлении не разбило лицо, а так как дуло было примерно на уровне бедра и при приземлении ноги сгибались, приклад как раз упирался в скулу (надо сказать, что один раз я все-таки умудрился разбить себе бровь). Начинаешь этим судорожно заниматься, хотя по правилам делается сия процедура сразу после раскрытия купола.

При приземлении главное, опять же, не растопыривать конечности - ножки вместе, не напряжены, приземление, валимся на бок, локти не выставлять. Уф, приземлился…

Но и это ещё тоже не все. Если на поверхности земли есть какой-никакой мало-мальский ветерок, начинает таскать по полю. Потушить купол не так то просто (103 квадратных метра) - у нас однажды полроты ободрали себе лица - им «повезло» - при приземлении поднялся ветер и их тащило по полю по ближайшего леса. Как потом рассказывали, они сначала пытались погасить купол (для этого нужно тянуть на себя нижние стропы), а потом, поняв бесполезность этих попыток, просто повернулись на спину и катались в свое удовольствие. За шиворотом были килограммы земли.

Ну вот, прыжок совершен, купол собран в сумку, которая находится под запаской. Казалось бы, теперь можно расслабиться и насладиться своей храбростью. Но это было бы слишком просто. Ты же не просто совершил прыжок, а тебя десантировали на вражескую территорию и теперь ты должен найти свою группу и сделать какую-нибудь гадость - взять языка, подорвать нефтяной завод или, на худой конец, скрытно перейти чью-нибудь границу. Мы переходили в основном финскую и шведскую. Иногда, и я это не любил больше всего, после прыжков мы совершали марш-бросок в полной экипировке в зону предполагаемой диверсии - это убивало всё удовольствие от самого прыжка…

PS. Вот так там служится :)